Современное российское государство представляет собой так называемое естественной государство – созданное насилием элит для обеспечения благополучия лишь элит и их клиентелы. Оно находится в состоянии хрупкого государства, когда функция управления осуществляется не столько государственными организациями, сколько порученцами и клиентами значимых членов путинской господствующей коалиции в интересах максимизации ренты контролируемых ими сфер экономики и социума. Для недопущения вмешательство в этот процесс других претендентов и, тем более, эксплуатируемого населения, правящая коалиция устанавливает режим ограниченного доступа к политическим, экономическим и общественным ресурсам. В настоящее время в России он вновь доведен до уровня тоталитаризма, когда все сферы жизни человека контролируются и определяются юридическим и репрессивным образом, а население принуждаемо солидаризоваться с господствующими группами почти во всех публичных проявлениях. Несмотря на фактическое разрушение российского общества и почти абсолютное господство над атомизированым населением, режим хрупкого естественного государства очень зависим от положения дел внутри элит, борьбы за перманентное перераспределение ренты и взаимоотношений между значимыми членами господствующей коалиции. Все это делает его существование крайне зависимым от внутренних шоков системы и внешних вызовов. Поэтому свое значение сохраняет даже то – минимальное на сегодняшний день – сопротивление путинскому государству.
В силу обстоятельств институционального и культурного характера, в нем участвуют лишь незначительные группы жителей России. Во-первых, эту борьбу продолжают вести (несмотря на ее видимую бесперспективность и личную губительность) фрустрированные либо бесчеловечностью и цинизмом режима, либо колониальной войной люди, которые ощущают себя не подданными государства, а гражданами России. Во-вторых, в состоянии противостояния, фактически мятежа, эпизодически оказывается часть сторонников режима. Это те люди, которые вполне были согласны с подавлением демократической оппозиции, с политикой исключения культурно непонятных жителей страны, а также поддерживали колониальные войны на Северном и Южном Кавказе и против Украины. Однако из-за своего активизма, опасного для тоталитарного контроля господствующей коалиции, сами оказались в состоянии исключения. В подобном положении очутились, например, «вагнеровцы» и жены мобилизованных на украинскую войну. В-третьих, борьбу с режимом продолжают некоторые сообщества, которые уже давно исключены из гражданского и человеческого равноправия. В этом состоянии находятся и русские националисты, и радикальные мусульмане. Радикализм и тех, и других связан с тем, что они хотели бы коренного (а это и скрывается за понятием политического радикализма) переустройства своей жизни на основе собственных культурных и общественных ценностей. В радикальных русских националистах режим видит своих конкурентов за влияние на низовые массы, подверженным националистическим предрассудкам. В мусульманах – тех, кто способен пересобрать значительную часть нерусского, фактически находящегося в состоянии людей второго сорта, населения в мобилизованное религиозное сообщество, способное вернуть им человеческую и политическую субъектность. На эти две группы ранее всего было обрушено то, что сейчас применяется в отношении всех несогласных с режимом – их сообщества и социальная жизнь разрушались, активистов бросали в тюрьмы, убивали, выдавливали в эмиграцию. Именно подобное радикальное исключение и ведет к восстанию всех этих сообществ с противоположными ценностями и общественными устремлениями против режима ограниченного доступа хрупкого естественного государства. Однако, как представляется, почти все эти группы в качестве победы, хотя в исторической перспективе – пирровой, устроило бы расширение их доступа к общественным ресурсам, восстановление их автономности в значимых для них секторах личной и публичной сфер, ощущение своей человеческой субъектности – то есть некая «либерализация» режима. Но в отношении радикальных мусульман подобное «сердечное согласие» с российским государством представить сложно.
Дело в том, что за фасадом исламского радикализма, вероятно, скрывается антиколониальное движение заметной части нерусского жителей России. Общественные и политические группы этого населения – тех, кого принято именовать элитами – в значительной степени отчуждены от основной массы, соотносимой с ними в этническом плане. Эти элиты уже не в одном поколении инкорпорированы в элиты российские. Они удерживаются в лояльности образованием, сетями общения, местом в клиентелах значимых членов российской господствующей коалиции, коррупцией, угрозой исключения из этого статуса. Их этничность является для них, скорее, не личной ценностью, а ресурсом их элитного статуса. Ведь именно роль клиента, младшего партнера, манипулирующего определенной нерусской группой в интересах «Москвы», и делает их значимыми для их русских/российских патронов.
Поэтому политически национальные элиты способны лишь на поддержание «национального колорита» подвластного им населения и эпизодическую популистскую отсылку на низовую моду, вкусы и не самоубийственный отклик на всполохи национальных чувств. И конечно же, они не заинтересованы в радикальной русификации и иной культурной интеграции «своей» этнической группы в «новую историческую общность – русский мир», ведь это снижает их незаменимость в системе организации государства. Но это и все. Нерусские элиты – проводники колониального подчинения, лишения их сообществ политической и человеческой субъектности.
И вот в этой ситуации роль субститута инструмента национального возрождения, колониального освобождения и обретения человеческого достоинства начинают играть радикальные трактовки ислама. Ислам, который именуют «традиционным», не подходит для этого. В любом его антураже, хоть кадыровской Чечни, хоть в татарстанском – он давно уже часть механизма элитного и колониального господства. Он сведен к ношению бород определённой длины, наличию усов, стилей покрытия женщин, складыванию рук при намазе, последовательности молитв и их благопристойности и патриотичности. Надзирателями над подобным исламом поставлены доверенные официальные имамы, предварительно проверенные ФСБ и административными органами. Они надежно коррумпированы должностями, выделением бюджетных средств на культурно-значимые программы, дозволением собирать с верующих ренту – плату за вероисповедальные услуги. Поэтому эти «официальные мусульмане» и находятся в первых рядах борцов со всем, что предписано Кораном, Сунной, Сирой и шариатом – тем, что с точки зрения немусульманских российских властей, является неисламским, нетрадиционным устоем российских мусульман.
Мусульмане, которых принято относить к радикальным, выступают за переустройство всей социальной жизни на исламских принципах – Корана, Сунны, Сиры и шариата. Нет в нерусской среде других чётких ценностей и принципов, на которые можно опереться в борьбе за субъектность человека и сообществ.
Надо отметить, и общее проявление неразвитости в российской культуре светских, гуманистических, республиканско-демократических или республиканско-национальных концепций. Из этого проистекает (это лишь один из факторов) и нынешний крах и постсоветской либеральной и российской гражданской оппозиции, и постсоветского национального движения. Именно поэтому и в Чечне, и Дагестане национальное возрождение 1990-х годов свернуло на путь исламского восстания рубежа веков.
Да, в 2000 – 2010-х годах государственным террором была разрушена инфраструктура независимого от государства и колонизаторов радикального ислама. Посажены, выдавлены в эмиграцию, убиты его лидеры и активисты, деморализованы многие последователи. Но, те, кто остался, ушли в подполье. Там, через личные сети, нелегальные медресе, кружки самообразования и на воле, и в тюрьме продолжается исламское просвещение и исламский призыв. Призыв к правоверным изучать ислам, жить и во всем поступать как мусульманин, бороться с теми, кто этому препятствует. И если бы в условиях государства открытого доступа можно было бы вести с этими течениями диалог и искать компромисс между радикальным прочтением ислама и республиканскими и светскими, гуманистическими ценностями, то в условиях радикального исключения приходится ждать лишь тенденций не только дальнейшего отчуждения этих сообществ, но и перехода их в экстремистскую стадию. Последнее означает желание уже не столько переустроить свою жизнь, сколько обрушить системы, культурно и политически мешающих их субъектности. Это уже не борьба за институты, а уничтожение чуждых и противных тебе людей, их радикальное исключение.
В исламской традиции есть подобная концепция переустройства мира – переход от времени безверия к миру, основанному на исламе, и борьбе (как вмененного действия) с теми, кто мешает мусульманам. Да, это концепция джихада, допускающая радикальное исключение – лишение права субъектности, имущества и жизни, тех, кто стал в этом противостоянии врагом ислама. Надо помнить, что исламские ценности зародились и длительное исторической время развивались в условиях противоборства и войны Мухаммеда и его приверженцев, а затем и их последователей. Время столкновений с арабо-языческими, христианскими и иудейскими общинами Аравии сменилось завоевательными походами мусульман на другие земли, где жили неисламские общины. Затем последовала многовековая борьба с христианской Европой и европейской колониальной экспансией. Падение колониальных режимов сопровождалось борьбой за исламские устои с диктаторами-националистами и плутократами, что зачастую осмысливалось как противостояние неоколониальным режимам под патронажем европейцев, американцев и СССР. Накопленный за эти времена конфронтационный потенциал взрастил современный радикальный ислам, опирающийся на множество коранических, шариатских и религиозно-политических текстов и общественных институтов.
Это и есть то наследие, из которого черпают знания, ценности и практики для своих сообществ многие мусульмане, в том числе, и в возникших на развалинах советской колониальной империи евразийских государств. Отсутствие политических свобод и экспансия российского тоталитарного режима в личное пространство, а именно отсутствие свободы совести – права людей жить в соответствии своим убеждениям, не нанося ущерба другим, – не оставляет мыслящим мусульманам выбора. Они, не желая быть расходным материалом для осуществления планов власть предержащих, обречены усваивать экстремистские концепции. В них они видят хоть какой-то путь освобождения от держащего их в неволе российского государства и колониального господства русского большинства и его нерусских пособников. Радикальные и экстремистские трактовки ислама кажутся им революционными. По их мнению, только исламская революция позволит освободить мусульман. Она откроет возможность прожить свою жизнь, а не предписанную иноэтническими и инорелигиозными колонизаторами.
Весь Мир насилья мы разрушим
До основанья, а затем
Мы наш, мы новый Мир построим:
Кто был ничем, тот станет всем
Строки «Интернационала» хорошо описывают первую цель политической программы тех российских мусульман, кто сейчас идет на вооруженный бунт против тоталитарного российского государства, осуществляющим в отношении нерусского населения и колониальное исключение. Ведь оно продолжает использовать жизни нерусских в своих интересах. Отчуждает плоды их труда для процветания российской господствующей коалиции и ее избранных клиентов. Насаждает правителями нерусских народов своих клиентов. Им позволено грабить подведомственные территории, издеваться и убивать подвластные народы (режим Кадырова наиболее одиозный пример). Украденным русские элиты и их приспешники финансируют свой колониальный и империалистический рессентимент. За него расплачиваются и жизнями нерусских, посылая их погибать в войнах за «русский мир» и за обеспечение империалистического контроля над мусульманами (и не только) Сирии, Африки, Южного Кавказа и т.п.
Вся эта колониальная политика увенчивается радикальным исключением нерусского населения из гражданского и человеческого равноправия. Нет полноценного образования на родном языке, его использования в местном самоуправлении. Нет распространения исторической памяти и культуры нерусских народов. Им разрешено знать лишь утвержденные колонизаторами версии «исторической правды» о «добровольном и малоконфликтном вхождении народов в Российское государство» и эрзац-фольк-традиционной культуры. Нерусские более, чем русские находятся под прессом администрации и полиции. Они постоянно под угрозой криминализации их хозяйственной деятельности, проявлений публичности и внешнего облика во всех городах и весях России.
К этой административной травле подключаются – всегда безнаказанно – русские националистические активисты и обыватели. Для них нерусские – люди второго сорта, которые живут в России из милости и должны уважать чувства русских благодетелей. Они убеждены, что нерусские обязаны русскому народу, который, присоединив земли Поволжья, Сибири, Кавказа и остальной Евразии, спас тех от незавидной исторической судьбы.
Вот против этого радикального исключения и восстают те, кто видит в исламе революционный выход из колониальной безнадежности, отвержение от культурно чуждых ценностей иудейско-христианской и европейской цивилизации.
Но это квазиреволюция. Она базируется на средневековых ценностях апартеида (раздельного проживания различных человеческих сообществ) и, увы, на российской тоталитарной традиции. Поэтому, как и бунты радикальных русских националистов, «вагнеровцев», прочих турбо-патриотов – это мятеж одних консерваторов–реакционеров против других реакционеров – использующих консервативные идеи для прикрытия сущности своего господства. Это бунт исключенных не ради открытого доступа к равноправию и ресурсам, а для преодоления лишь своего исключения, а если повезет – и для вхождения в новую господствующую элиту. Чаемая указанными группами национальная, антиплутократическая или религиозная революция потенциально ведет лишь к войне всех против всех, смене одной тирании другой, лишь к переутверждению неравноправности и угнетения.
Движение не может стать освободительным, пока не базируется на безусловном равенстве людей, на открытом доступе ко всем ресурсам и возможностям общества, на переучереждении государства на принципах республиканизма – общего дела ради общего блага – и демократии, основанной на гуманизме.
Антипутинские российские движения (т.ч. и исламские), которые базируются на элитаристских и сегрегационных концепциях, скорее, будут использованы правящими элитами (в условиях кризиса нынешней российской государственности) для подавления демократического движения и пересборки господствующей коалиции, в которую будут инкорпорированы часть лидеров антипутинского сопротивления, способных обеспечить новый режим народной поддержкой или специалистами по организации насилия. В худшем случае в час «Х» противостояние путинско-постпутинским институтам и организациям, перерастет в гражданскую войну, в которой перспективы антиколониального движения столь же пессимистичны.